Карачаево-балкарский нартский эпос: императив вертикали

Зухра Кучукова,
Нальчик

Г. Гачев, специалист по экзистенциальной культурологии в книге "Ментальности народов мира" (М., 2003) высказывает мнение о том, что единожды найденный метакод национальной онтологии пронизывает и объясняет все сферы жизнедеятельности этноса: его Космос, Логос и Психею. Географическая структура Балкарии с горами, "возвышающимися над повседневной равниной человечества" [1,166] естественным образом предопределяет основную онтологическую константу карачаево-балкарской культурной истории, воплощенную в категории "вертикаль". Из всех пространственных координат для горцев она оказывается наиважнейшей, физический смысл которой проецируется и на область быта, морали, культуры, духа.

В отличие от других национальных версий, текст карачаево-балкарского варианта нартского эпоса совершенно отчетливо подчинен вертикальному ритму, который проявляется на разных уровнях. Два самых первых предложения архаического памятника "Тейри Солнца сотворил Солнце. Тейри Земли сотворил Землю" [2,68], соединяя между собой зенитную и надирную точки мироздания, образуют отвесную линию - основополагающую координату национального бытия горцев, которая, как мы убедимся ниже, подчинит себе все составляющие его элементы.

В системе любой национальной культуры, как правило, имеется антропогонический миф, объясняющий происхождение первопредка. У многих евразийских народов в качестве родоначальников фигурируют различные тотемические животные, птицы, рыбы (медведь, волк, черепаха, ворон, лебедь, кит, тюлень и т.д.). Встречаются мотивы происхождения человека из "сердца Бога", "яйца", "дерева" и др.

Антропогоническая философия горцев Кавказа имеет астральный характер и наиболее полно воплощена в образе центрального героя Ёрюзмека. Согласно тексту сказания "Рождение Ёрюзмека", с неба прилетела "огромная хвостатая звезда, ярко освещая весь мир. Эта звезда, пролетев по небу, упала очень далеко, между двух огромных гор. От её падения содрогнулся весь мир, зазвенели горы". В середине "огромной ямы" лежал расколовшийся надвое "большой синий камень. Внутри его лежал младенец-богатырь" [2, 309]. Как отмечают авторы комментариев к фольклорному памятнику, "ни в одной из национальных версий нартиады, кроме карачаево-балкарской, не зафиксировано сказания на сюжет о рождении Ёрюзмека из хвостатой звезды - метеорита" [2, 617].

Горец, огражденный со всех сторон громадой скал, слишком зависим от небесной сферы. Всё оттуда: свет, дождь, снег, луна, солнце, звезды, боги, - весь позитивный и негативный резерв мироздания. В его трёхмерном пространстве "низ" и "бока", состоящие из скальных пород, малопродуктивны, почти бесплодны во всех смыслах по сравнению с небесами, становящимся в условиях закрытости других зон, единственными "открытыми вратами", несущими максимум информации. Благ, прибывающих в мир горца по горизонтали, практически нет, поэтому вся пространственная динамика перенаправлена по вертикальному руслу. Горы задали ритм, вследствие чего произошел уникальный онтологический перекос, диспропорция: избыток, чрезвычайная перегруженность вертикального курса при бездействии горизонтального, - но это с точки зрения сопоставительной геомансии. На самом деле, подобная вытянутая вверх модель мира - мир горца, в который он органично вписывается, подчиняя ему все уровни своего практического и духовного бытия.

Для носителя подобного миропредставления единственно возможным и допустимым способом появления человека на земле, естественно, является нисхождение с неба. Эта идея подкрепляется символикой цвета: космический пришелец доставляется на землю с помощью синего камня, цвет которого указывает на его родство с небесами, тем более в карачаево-балкарском языке понятия "небо" и "синий" выражаются единым словом "кёк". Но самой важной в данном ряду является, на наш взгляд, антропонимическая семантика: имя героя Ёрюзмек состоит из двух понятий "ёр" - высота, + "юзмек" - осколок,частица, складывающихся в итоге в предельно точное обозначение сущностной черты героя - "частица высоты". Если индоевропейская этимология слова "человек" (homo) восходит к понятию "земля" (humus), то карачаево-балкарское понятие "мужчина, человек" (эр) напрямую связывается с концептом "высота" "ёр".

Вертикальная ритмика поддерживается и другими элементами текста: первым и главным свидетелем "приземления" Ёрюзмека выступает орёл, птица, близкая по духу небожителям. Характерна механика оттачивания эпическим героем своего мастерства в боевом искусстве: "он лёг на спину, и в блестевший на Полярной Звезде осколок зеркала свою стрелу метнул, прямо в середину попав, вдребезги зеркало разбил. Осколочки его с неба на людей посыпались"[2, 310].

Типичным является мотив борьбы эпического героя с антиподом, источником и носителем бед для соплеменников героя. И в зарубежной, и в отечественной эпической литературе встречается огромное количество подобных эпизодов, которые, как правило, "локализованы" в горизонтальном мире. Отличительной чертой главной батальной картины нартского эпоса "Как Ёрюзмек сражался на небе с Фуком" вновь является вертикальная дислоцированность сил. Фук, который, по преданию, один из тех, кто из "желчи Бога против воли Бога народился" [2, 305], живет на небе в крепости из орлиных крыльев. Ни один сказитель не забывает упомянуть о больших котлах, которые Фук "спускал на железных цепях оттуда, с неба" [2, 311] для того, чтоб нарты наполнили их разнообразной снедью. Тут абстрактная, воздушная отвесная линия, похоже, отливается народными певцами в металл вертикали, призванный обозначить и ось мира, и внутреннюю ось человека в максимально конкретизированной форме. Вертикальная конструкция мифомира требует аэродинамических средств передвижения, поэтому в сказаниях Ёрюзмек добирается до гнезда своего противника на воздушном [2, 312], в других версиях - на старинной пушке, на воздушном шаре. После ожесточенного боя "до полудня чистый дождь шёл" [2, 316]. Результат творимого на небесах вертикальными струями ниспадает на землю.

Карачаево-балкарская версия нартского эпоса отличается повышенной "орнитогенностью" - наличием в текстах большого количества пернатых, что, впрочем, легко объяснимо: жизненное пространство человека в силу вертикального измерения оказывается смещенной вверх, в воздушное пространство и совпадает с "зоной" птиц. Ворон, филин, коршун, гриф, голубь, сова, галка, ласточка, чайка - постоянные образы в художественной системе нартского эпоса, но первостепенное место, бесспорно, занимает орёл. Ему, "властелину воздуха, символу величия, отваги, победы, вдохновения и духовного подъема" [3,255] древний горец мысленно уподобляет себя в мечтах. Подобная внутренняя потребность возвышения отпечаталась в исконно карачаево-балкарском архетипическом образе "къуш къап", настолько редкостном и непривычном для русскоязычного читателя, что оно даже не имеет точного эквивалента в переводе. Под этим широко распространенным в эпосе образом следует понимать снятое с орла в целостном виде оперение, которое человек натягивает на себя и обретает способность летать, взмахивая крыльями. Сейчас трудно сказать, использовалась ли данная технология полёта на практике или была лишь плодом фантазии древнего карачаево-балкарца, но в любом случае облик орла он находил адекватным облику человека. После битвы с Фуком Ёрюзмек возвращается на землю, облачившись в "орлиное оперение" [2, 319], по другой версии с помощью "коня - ветра" [2, 318].

Способ добычи огня Ёрюзмеком также подчинен вертикальному ритму: если погаснет огонь, герой "вырывает с корнем сосну, подносит её к солнцу, чтоб зажечь. Или сбивает стрелой с неба звезду и от нее разводит огонь" ([2, 338]. В преданиях неоднократно встречается описание меча Ёрюзмека, изготовленного Дебетом "из осколков звезды, упавшей с неба в прошлом" [2, 324]. Интересно сопоставить, как по-разному описываются супернормативные качества героя в карачаево-балкарском эпосе и, к примеру, в "Песни о Гайавате", где американским поэтом Генри Лонгфелло систематизированы мифы американских индейцев. Характеризуя искусство карачаево-балкарского стрелка, автор отмечает, что "его стрелы до звезд долетают, / Упав оттуда, крепости пробивают [2, 374]. Лонгфелло же подчеркивает мастерство Гайаваты, прибегая к линейным величинам: "Запустив стрелу из лука, // Он бежал за ней так быстро, // Что стрелу опережал он" [4, 24]. Налицо диаметрально противоположное восприятие пространства: мерилом физических качеств стрелка для карачаево-балкарца становится протяженность по вертикали, а для американца (индейца) - протяженность по горизонтали.

Для Ёрюзмека с его космическим, небесным происхождением светила приходят на помощь и в период морально-нравственных затруднений. Когда герой, попавший под влияние нечистой силы, порывается бежать на шабаш шайтанов (он должен успеть до наступления рассвета), его жена прибегает к спасительному приему: она окно занавешивает полотнищем с изображением звездного неба и развлекает мужа до утра, пока не пройдет время разгула бесовщины. Обнаруживаются удивительные переклички между описанием "Вальпургиевой ночи" в "Фаусте" Гёте и фрагментом о разгуле шайтанов в древнебалкарском тексте. Ёрюзмека спасает "звездное небо", текст которого в прямом номинативном смысле воспринимается как уловка находчивой и хитроумной жены, а при онтологическом подходе как вечная апелляция звезд к высокому началу в человеке и наоборот.

Как макромир, так и микромир Ёрюзмека, порой даже на уровне физиологических подробностей, оказывается насыщен вертикальными предметами. Возьмем, к примеру, мотив "пир-западня", относящийся, в принципе, к мировым, транснациональным мотивам, но в котором, тем не менее, легко обнаруживаются специфические черты, присущие горской ментальности с её выраженным вертикальным императивом. Описывается экстремальная ситуация, когда Ёрюзмеку, приглашенному на пир, противники наливают отравленное питьё. Спасительным предметом, выводящим героя из смертельно опасного положения, становится медная трубочка, которую жена предварительно вставила ему в горло (по другой версии в пищевод), с тем, чтобы зелье протекало на землю [2, 330]. И далее: когда здесь же завязывается бой с эмегенами, на подмогу герою вдруг с потолка, из дымохода появляется "тонконогий мальчик", спускающийся по очажной цепи котла и уничтожающий мечом великанов. Вновь помощь транслирована через вертикаль, на этот раз посредством очажной цепи котла, являющейся соединительным звеном между небом и человеком.

Жизнеспособность этноса напрямую зависит от устойчивости, неразрывности диахронической, вертикальной цепи поколений. Бытие для горца вертикально по структуре, поэтому культ предков, культ сына на Кавказе достигают своей абсолютизации, став гарантом витальности этноса. Тезис о том, что горец ставит вертикальную связь с человеком выше горизонтальных, поперечных связей получает убедительное подтверждение на примере эпизода встречи Ёрюзмека с незнакомым чудным мальчиком, избавившим его от смерти. Герой даже не догадывается о том, что на самом деле мальчик является его кровным родственником. Во всех версиях сказания Сатанай в финале выпытывает у Ёрюзмека, кем бы он хотел видеть мальчика: братом (горизонтальная связь) или сыном (вертикальная связь)? Ёрюзмек решительно отвергает первый вариант, выбирая вертикаль кровно-родственных отношений, как метакод протяженности жизни.

После выполнения своей миссии на земле Ёрюзмек обратно возвращается на небо, но диалог людей с ним по современным поверьям продолжается, поскольку "Гром - это крик Ёрюзмека, / Туманы - его дыхание, / Дождь - это его пот./ Когда Ёрюзмек рубит врагов своим мечом, / Тогда на небе бывают молнии" [2, 596].

Начало эпической биографии других персонажей также связано с небесной сферой, предопределяющей в дальнейшем онтологическую линию их поведения. Остановимся на наиболее интересных моментах. Согласно космогоническим представлениям балкарцев и карачаевцев, Сатанай - прародительница людей рождена от брака Солнца и Луны: Солнце - отец Сатанай, Луна - родившая её ласковая мать. [2, 306]. Как далее следует из текста сказания, Сатанай в младенчестве была похищена Богом (Тейри) Моря. Долгие годы она провела на морском острове, опекаемая Суу Анасы (Матерью Воды), пока не убежала к ведунье, выдавшей её замуж за Ёрюзмека.

Ёрюзмек и Сатанай - основная дихотомическая пара нартского эпоса в антропологическом контексте. Они оба являются "частицами высоты", но "приземляются" они по-разному в зависимости от гендерной природы: вертикальная линия Ёрюзмека стыкуется с земной твердью (скальной породой, камнем, пиками гор), маркирующими мужское начало мироздания, в то время, как "траектория" Сатанай вплотную подводит её к исконно женской, водной стихии. Тут мы вновь сталкиваемся с тем, что семантическая мотивированность имени героини объяснима с онтологической точки зрения. Первый составляющий элемент её имени "сатан", согласно комментариям к "Нартам", обозначает в переводе с древнетюркского "коралл [2, 642], второй "ай" - луна. Как повествуется в тексте, это имя ей дала Мать Воды, потому что "Сатанай больше всего любила играть красными камушками - кораллами" [2, 597].

Антропонимические концепты "коралл" и "луна" при их соединении воссоздают контур транснебесного полета и приземления героини. А с другой стороны, инверсированная позиция концептов наталкивает на мысль о том, что безымянный автор сказания "играет на инструменте имени, чтобы распахнулась дверь" [5, 18], превращая антропоним в онтологическую формулу - метакод для женской души. Философ-юнгианец К. Эстес, исследующая архетип женщины в мифах разных культур, настаивает на том, что "сказки, мифы, легенды обостряют наше зрение до такой степени, что мы можем увидеть путь, оставленный первозданной природой, и направиться к нему". По мнению учёного, "сохранившиеся в этих историях указания подтверждают, что путь не исчез, что он по-прежнему ведет женщину все дальше и глубже - к самопостижению" [5,19]. Сказанное в полной мере относится к Сатанай, карачаево-балкарскому варианту "первозданной женщины", имя которой зовет от хаоса к свету, особенно если учесть весь символический комплекс, связанный с кораллом - драгоценным камнем, в котором толкователи символов видят и "первоначальную субстанцию materia prima, и "защиту от дурного глаза", и "созидательную силу воды". Античные врачи называют кораллы "морскими деревьями" и отмечают их способность превращать горькую воду в питьевую и делать человека невосприимчивым к ядам" [6, 57]. "Коралловый комплекс" точно характеризует психологический облик Сатанай с её охранительными, созидательными и наставительными функциями на Земле. Она органично сочетает в себе дух борца (красный коралл) и духовного учителя (белый коралл). Но самое главное, в её имени содержится макет архетипической идеи перехода от уровня "Prima Materia" на другой уровень существования, воплощенный в образе Луны. По преданию, Сатанай как посредническая личность "многому научила людей. Она дала им зёрна и научила их делать хлеб и бузу (пиво из овса). Она дала им кремни и научила их высекать огонь. Она научила женщин гадать на фасоли, а мужчин - на бараньей лопатке" [2, 598]. Когда наступает время для Сатанай перейти на следующий экзистенциальный уровень, Бог неба спускает с неба аркан, к концу которого привязано орлиное гнездо. "Сатанай немедленно села в него. Как только она села, аркан поднял её на небеса" [2, 598], в сферу абсолютного света.

Физическая кончина почти каждого героя нартского эпоса отмечается печатью "вертикального императива" и выражается в переселении на небо. Вот характерный отрывок из сказания о Дебете: "Говорят, что, когда Дебет снабдил нартов на земле всем, что им было нужно из железа, и у нартов не стало для него работы, он сказав: "Я не смогу жить на земле без работы", - сделал железную арбу с крыльями (сел на неё) и улетел на небо. Говорят, он и сейчас там живет и работает кузнецом у солнечных и небесных людей. На небе, как и на земле, он кует железо. Когда он кует железо, искры летят на землю - это мы называем звездопадом. Дебет не умер, (он) - небесный кузнец" [2, 597].

Образ Сосурука также отмечен асцензиональным комплексом. Он - сын камня, камня земного, в отличие от Ёрюзмека, вышедшего из чрева кометы. Казалось бы, у персонажа, "отягощенного" каменной субстанцией, наиболее сильно должен быть выражен комплекс естественного, обусловленного природой, притяжения к земле. Но в художественном мире, где всё подчинено вертикальному ритму, Сосурук, несмотря на свою субстанциональную массивность, оказывается тоже приподнятым над землей. Тут действует некий непреложный онтологический закон среды, не дозволяющий опускаться ниже неизвестно кем отмеченной "аэролинии" бытия. Иначе чем можно объяснить настойчивое желание безымянных архаических художников, рисующих образ Сосурука, подчеркнуть особую скульптурную пластику его стоп? Поначалу кажется даже странным столь пристальное внимание при описании внешности героя именно к анатомическому строению его нижних конечностей: "единственное, что отличало Сосурука от остальных нартов, - это высокий свод стопы. Он был настолько высок, что под ним могли проходить цыплята" [2, 380]. Человек, у которого плоскостопие, находится в максимально тесном контакте с земной поверхностью. Сосурук же приподнят над землей, он, "призван" вверх, поэтому его строению придается форма "предполётной позиции".

На наш взгляд, это одно из возможных "топоментальных" объяснений специфического облика героя, предопределенного ещё и причинами онтологического характера. Скульптурная заданность позы персонажа, - это текст, несущий информацию о должном варианте бытия человека, внутренне запрограммированного на рост и возвышение. В структурно-динамической позиции Сосурука угадывается идея преодоления статики и готовность к восхождению. В тексте нартского эпоса порой встречаются художественные ситуации, производящие впечатление алогичных, которые, однако, могут быть легко объяснены с этноонтологической точки зрения. Приведем один пример. В цикле об Алаугане повествуется о женщине-эмегенше (жене Алаугана), у которой оказалась пагубная привычка съедать своих детей сразу после их появления на свет. Выход из ситуации подсказывает ведунья, предлагающая ей "взобраться на крышу сакли и рожать через дымоходное отверстие на очаг" [2, 413]. Мальчик, родившийся таким способом, был спасен (поскольку его успели подменить на щенка) и впоследствии становится выдающейся личностью. В тщательно воспроизведенных стихотворных и прозаических записях карачаевских и балкарских фольклористов мотив о рождении через дымоход повторяется как инвариант, как неизменная величина при прочих "ускользающих" элементах текста. При этноонтологическом подходе мифологема "рождение через дымоход" предъявляет нам не одно, а сразу несколько непротиворечивых толкований, объединенных идей "панвертикального" сознания горца.

Во-первых, текст показывает, что вертикаль как принцип бытия закладывается философией нартского эпоса в мышление личности чуть ли не на эмбриональном уровне, расцениваясь как абсолютная детерминанта биологического, физического и духовного выживания человека на земле. Недаром гибнут (поедаются собственной Матерью-природой) все рожденные внизу. Постулированная эпосом формула "жизнь вертикальна" здесь озвучивается, опредмечивается и визуализируется прямым "натальным" текстом. Вполне может быть, что в одном из онтологических ярусов этой смыслоёмкой мифологемы отражен этнический инстинкт горцев, у которых идея безопасности связывается с высотой.

Во-вторых, рождение будущего национального героя через дымоходное отверстие символизирует первый "квест" человека, маршрут которого прокладывается сквозь "ось мира" с аккумулированием всего, что предлагает бытие. Герой познает высокое и низкое, черное и белое, горячее и холодное. Характерно, что после падения вниз (низкое, черное, горячее - печь), его относят к ледникам Мингитау (высокое, белое, холодное). Своеобразная закаливающая процедура напрямую связывается с нартской философией инициации личности.

В-третьих, в эпизоде с "дымоходом" просматриваются отголоски генной памяти человека о своем "высоком рождении". К. Эстес принадлежит высказывание о том, что временами записанное или произнесенное слово, "фраза, стихотворная строфа или история становятся такими звучными, такими подлинными, что заставляют нас хотя бы на мгновение вспомнить, из чего мы созданы и где наш настоящий дом" [5,19]. Описанный нами эпизод являет собой именно подобную "стихотворную строфу", в которой отчетливо различима прапамять человека о своем "высоком происхождении".

В процессе анализа мы имели возможность убедиться в том, что большинство антропонимов в текстах нартского эпоса этимологически связано с понятиями "высота", "небо", "восхождение", с небесными светилами, горами, птицами: Ёрюзмек (Частица Высоты), Ёрюзбий (Властелин Высоты), Ёребаш (Высокая Голова), Аймёлек (Лунный Ангел), Кюнтияк (Солнечный луч), Кюнбийче (Княгиня Солнца) Таубий (Властелин Горы), Бедене (Перепелка), Тюклеш (Пернатый) и т.д. В структурной модели, в мифопоэтической семантике имен, входящих в данный реестр, отражаются космогонические, антропогенные представления архаичного горца, который связывает собственное происхождение с небесной сферой. Методом антропонимического структурирования легко определяется принадлежность к этому же логическому ряду и имени Рачикау, которое, к сожалению, в искаженной форме оказалось зафиксированным не только в русских, но даже в оригинальных карачаво-балкарских текстах. Нормативным является правописание и произношение "Ёречыкъау". Подобно другим, как правило, двухкомпонентным единицам, данный антропоним также распадается на понятия "ёре - вверх", "чыкау (чыгъау) - восхождение". Метафорическое начало имени Ёречикъау (Восходящий) подтверждается и текстовым материалом, согласно которому конь героя настолько устремлен в небо, что на него кладут "седло тяжелее коня", иначе "его копыта не будут касаться земли" [2, 520].

Судя по текстам нартского эпоса, принципом вертикали определяется также и эстетическое чувство архаичного балкарца, способного даже степень женской красоты выразить языком геометрических соответствий. Так, Карашауай, явившийся на смотрины, делясь в песне впечатлениями о девушке (Агунде), отмечает, что "дом хорош", но "полы неровные", "труба поставлена криво", "дверь покосилась и узка" и "окна поставлены криво" [2, 476]. Отход от идеала вертикали расценивается как безобразное. Панвертикальный принцип позволяет легко выявить и этимон термина Раубазы (Священное Дерево балкарцев), в отношении которого до сих пор нет стабилизированного мнения. Версии, высказанные учеными, представляются по ряду причин не совсем убедительными. Так, внутреннее сопротивление вызывает теория А. Будаева, полагающего, что в основу термина положено скифское наименование чернобурой лисы раупаса (?!) "Как видно, лиса была тотемным животным предков балкарцев, поэтому ее имя попадало под запрет, и лису вместо тюркского "тюлкю" начали называть по-скифски "раупаса", а впоследствии перенесли это имя на дуб" - пишет А. Будаев в статье "Скифо-балкарские лексические схождения" (8). Трудно уловить логическую либо ассоциативную связь между сополагаемыми предметами. Гипотеза М. Джуртубаева, видящего в составе слова двуединство понятий "потомство, племя" и "опора, защита" кажется более обоснованной и привлекательной, но смущает отсутствие в современном карачаево-балкарском языке первого элемента термина "ырыу", который приходится "одалживать" у другого тюркского (башкирского) языка. [8, 57].

По нашему предположению, структурными компонентами термина являются слова "ёре" - верх, верхний, верховный, всевышний и "базыу" - вера, надежда, морфологическое соединение которых образует композит "ёре базыу" - надежда на Верховного (Всевышнего). Подобная теологическая семантика термина достаточно точно характеризует "жанровую роль" Дерева, во всяком случае, с точки зрения поклоняющегося ему язычника. Что касается фонетического сдвига (ёре базыу → Раубазы), то он отвечает артикулярной программе балкарского языка, подвергающей редукции безударные гласные.

На основании собранного и систематизированного нами этноонтологического материала можно сделать вывод о том, что принцип вертикали является определяющим в объективном и духовном пространстве горцев Северного Кавказа. Судя по текстам нартского эпоса, новейшего фольклора, нашего собственного этнополевого материала, современных поэтических произведений, ментальность и художественное сознание карачаево-балкарца динаминизированы вертикальным ритмом и отягощены "небесным притяжением". Нами обнаружено большое количество архетипов, мифологем, номинологических элементов, орнитогенных образов, заряженных комплексом высоты и асцензиональными идеями (идеями восхождения).

Библиографический список:
1.Истомина Н. Энциклопедический словарь символов. - М., 2002.
2. Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев. - М., 1994.
3. Тресиддер Дж. Словарь Символов. - М., 1999.
4. Лонгфелло Г. Песнь о Гайавате. - М., 1998.
5. Кларисса Пинкола Эстес. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях. - М., 2002.
6. Истомина Н. Энциклопедический словарь символов. - М., 2002.
7. Вестник КБНИИ. Вып. 2. - Нальчик, 1970.
8. Джуртубаев М. Древние верования балкарцев и карачаевцев. - Нальчик, 1991.

Фото Кязима Энеева